Мои воспоминания о Константине Каэтановиче Гедройце

Мои воспоминания о Константине Каэтановиче Гедройце связаны главным образом с периодом работы в Лесном институте, где мне впервые пришлось встретиться с ним в 1921 г. и работать ряд последующих лет под его руководством лаборантом и научным сотрудником кафедры.
Желая пополнить свои знания в области почвоведения и овладеть методикой химического анализа почвы, я решил по этому вопросу посоветоваться с руководителем кафедры почвоведения — К. К. Гедройцем. Встречен я был приветливо, и эта первая беседа с ним произвела на меня самое отрадное впечатление, несмотря на несколько критический подход к моему желанию овладеть методикой химического анализа почв. В этой беседе Константин Каэтанович указал мне, что ему не раз приходилось сталкиваться с желанием лесоводов овладеть методикой химического анализа почв, но в большинстве случаев они отступали перед большими трудностями, с которыми им проходилось сталкиваться.
Отношения, которые у меня, скромного специалиста, складывались с крупным ученым, были очень простые. К. К. Гедройц целые дни, а часто и вечера проводил в лаборатории и двери его кабинета всегда были открыты — даже в то время, когда он писал свои труды.
Его любовь к аналитической работе была очень велика и вы могли почти всегда застать его работающим за лабораторным столом, даже если были посетители. Часто прервать анализ было нельзя, отказать в приеме было не в его характере — и беседа протекала в перерыве между темп или иными аналитическими операциями.
Доступность К. К. Гедройца для сотрудников кафедры и посетителей была исключительно велика и я не помню случая отказа в приеме.
В период работы К. К. Гедройца в Лесном институте я присутствовал на лекциях, которые он читал слушателям Сельскохозяйственного института Опытного дела в своей лаборатории. Эти лекции, часто переходившие в продолжительные беседы, отличались оригинальностью изложения материала и вместе с тем ясностью и простотой подачи слушателям. В состав слушателей входили лица, окончившие или оканчивающие высшие учебные заведения.
К- К. Гедройц был интересным собеседником и обаятельным человеком. Мне на всю жизнь запомнились те беседы, которые происходили в чисто дружеской обстановке в лаборатории почвоведения Лесного института. Усталые от работы мы часто собирались у него в кабинете или у кого-либо из сотрудников кафедры и тут у нас вспыхивали оживленные беседы на самые разнообразные темы, — наука, литература, быт, политика, какие-либо очередные события, — все это могло быть предметом обсуждений. Грани между профессором и лаборантом, мало ощутимые вообще, в этих беседах стирались полностью. Здесь была группа друзей, где каждый свободно высказывал свои взгляды и, если подчас вскрывалась их ошибочность или даже наивность, возражения высказывались в такой форме, что не оставалось места для обиды. Эти беседы были своего рода культурным отдыхом, а для многих и хорошей школой.
Константин Каэтанович обладал большой мягкостью и деликатностью в своих отношениях к людям. Я не помню случая, когда бы он использовал свое положение в личных целях. Вместе с тем он охотно-приходил нам на помощь.
К. К- Гедройц нередко давал очень меткие характеристики людям, при этом, несмотря на мягкость его характера, они могли быть и весьма острыми.
Константин Каэтанович обнаруживал всегда большой интерес к работам, проводимым его сотрудниками. Вот пример из моего опыта. Работая с гумус-иллювиальными горизонтами подзолов, я обнаружил, что гумус в них обладает легкой растворимостью в кислотах. Неоднократно приходил он ко мне наблюдать за процессом вымывания гумуса и очень интересовался конечным результатом эксперимента. В другом случае мне пришлось столкнуться с длительностью процесса вытеснения обменного водорода из образцов верховых торфов. Большой расход дефицитного тогда хлористого бария заставил меня подумать о прекращении этого анализа. К. К. Гедройц, следивший с интересом за этим процессом, обеспечил меня хлористым барием из своих запасов.
Весьма требовательно относился он к оформлению работ, особенно для печати. Первую мою работу о растворимости гумуса он заставил меня переделать дважды. При этом первая переделка была коренной. Положительную оценку себя, как научного работника, я окончательно получил лишь в 1930 г., примерно на десятый год научного общения с К. К- Гедройцем.
Мне остается добавить, что этот крупный ученый и прекрасный человек был и хорошим воспитателем научных кадров. Он не жалел на это своего времени. В короткий период его пребывания на кафедре почвоведения Лесного института в трудных условиях 20-х годов он воспитал ряд научных работников, некоторые из них в дальнейшем получили степень доктора наук.
Константин Каэтанович был настоящим человеком — в самом высоком смысле этого слова.